РАЗМЫШЛЕНИЯ НА МАРШРУТЕ

НА ТРИ ЧАСА В ЛЕТО

ТОЧКА НА ЧУСОВОЙ

Что ж, подошло время подвести итоги за зиму. Каковы были планы? А что вышло?

Можно сказать, бестолковая поездка на Тянь-Шань. Возвращение с Северного Урала, о котором и писать не хочу. Просто решил, и уехал. (Какое совпадение! То же сделал сейчас в Америке. Комментарии от августа 1999г.) Не было выездов ни в Карпаты, ни в Хибины.

И вот последний шанс - река Чусовая на Среднем Урале. Как хотелось по ней сплавиться, но  случая не представилось. Практически не разбирая рюкзака,  я приехал сюда из Вуктыла через Ленинград. И опять, чёрт побери, сыплет мокрый снег. Ну не везёт везде с погодой и всё! К тому же, проезжая побережье, увидел, что местами река полностью вскрылась. Неужели снова возвращаться? И всё-таки я пошёл к турбазе "Коуровской".

 На дорогах вода и грязь. Зато за посёлком, в лесу, полыней не видно. Коуровка вообще красивое место. У реки, на скале стоит красивая бело-зелёная церковь, обнесённая каменной стеной. У скалы "Собачьи рёбра" начинают отсчёт километров сплавщики. Предварительно расспросив на турбазе про дорогу, я через лес стал срезать речную петлю. И пожалел: после снегопада, при малейшем движении, мокрый снег летел с деревьев на голову. Наконец, вышел на лёд, стало намного легче. А потом, словно   в благодарность за настойчивость, выглянуло и солнце.

 И дальше началось нечто, вроде экскурсии по природным залам красоты. Серые скалы, самых различных форм подступали то справа, то слева. Было видно, как изогнулись и изломались древние пласты породы. Дождь и ветер проточили в них желоба и дыры. В недоступных нишах виднелись гнёзда птиц. Правый берег лучше освещался, и поэтому был чист от снега. По склонам росла в основном сосна, местами - ели. В низинах к воде прижимался ивняк.

Я шёл, не торопясь, сразу решив, что за километрами гнаться не буду. Пройду, сколько получится, пока не надоест. Конечно, сразу сказалось зимнее безделье и слабая физическая форма. Если в прошлую зиму я готовился к походу с осени, то теперь собрался чуть не за день до отъезда. И - закономерный итог в Вуктыле. Но не столько техническая оснащённость или физическая подготовка сыграли отрицательную роль. Экипирован я был надолго, и на все случаи  жизни, да и в режим похода втянулся бы скоро. Просто, вдруг пропало желание Я стал за собой замечать, что уже не ошарашивает меня красота лесов, гор, рек, даже таких, как Чусовая. Раньше  просто ходил бы с широко раскрытыми глазами, а сейчас смену пейзажей и впечатлений воспринимаю, как должное. Всё потому, что появилась причина, заслонившая собой потребность в общении с природой. Я уже знал заранее, что это - мой последней поход по Уральскому меридиану. И потом надо менять личную жизнь, иначе не видать мне больше удовольствия в выходах на природу.

 Ну, а сейчас я стоял на чистом песчаном пляже у открытой полыньи. На противоположном берегу, на высокой скале, высилась деревянная крепость с башнями. Толи древняя, то ли  специально построенная для туристов, что, собственно нисколечко  не умоляло ее гармонии  с окружающим  миром. Солнце припекло настолько, что я разделся по пояс,  умылся в реке, и даже напился воды, что позже сказалось не лучшим образом. Почему-то  в этот раз не взял флягу, и только здесь вспомнил прошлый поход и сухость воздуха на Урале. Да и лыжи «Тайга», ой, как не помешали бы. Это я прочувствовал, обходя полынью по берегу – вдоволь намучился в ивняке и рыхлом снеге. От свежего снегопада был подлип, хорошо хоть  выручила  взятая на этот случай мазь.

Ближе к вечеру, на голом левом берегу, увидел белую церковь и решил, что пора становиться на ночлег. Палатку с печкой с собой не брал, так как полагал ночевать в избах, у нодьи или в иглу. Народ оказался пугливым, но всё-таки одна бабуля пригласила в  дом. Ещё одно подтверждение тому, что свет не без добрых людей, впрочем, опыт давно убедил меня  в этом. Следующее утро принесло холод и опять снег. Но поначалу  наст на реке держал. Прошёл мимо очередного прижима к скалам, и заметил: что ни скала, то новое название, в виде прибитой таблички. "Шайтан", "Корчага", "Сокол", и ещё множество других, которые не запомнил. У очередной деревни река делала длинную дугу вокруг полей. Выручил парень на лошади. С ним мы срезали петлю, и я вновь попал к интересному берегу. К обеду снег повалил хлопьями, и подлип стал не выносим. Что ни туча, то новый заряд снега с ветром. Пришлось устраиваться под огромной одинокой елью, и варить кашу и компот.

До остановки, на берегу, в ивняке встретил обессилевшего лося. Схватился за фотоаппарат, но он и не думал убегать. Лежал метрах в пяти от меня и смотрел тоскливыми глазами. Потом всё же встал. Животное было исхудавшее то ли от глубоких снегов, то ли вовсе подранок. На всякий случай я накидал рядом сухарей, может и возьмёт потом, хотя это  не лошадь. По следам было видно, что он еле выбился к реке, где снегу меньше, а корма больше. Правда, так недолго и на браконьера напороться. Отогнал сохатого чуть к горе.

Опять стали встречаться промоины и вода под снегом. Местами проскакивал такие ледяные мосты, что казалось чудом, что они меня выдержали. Вода на глазах захлёстывала  лёд. Эта ранняя весна щеголяла по всей Европе. Подлип превратил лыжи в брёвна. У скал "Гребешки" я нашёл солнечное место, и вновь принялся намазывать лыжи. Тут вдруг и решил заканчивать эпопею, начатую ещё в Каракумах. Какая романтическая мечта - пройти страну с юга на север! Я преодолел  участками все природные зоны, от Кушки до Ямала. Эта затёсанная сосна на правом берегу напротив скал, стала моим последним местом на маршруте. Сидел и думал, что кончился не просто поход, а целый этап в жизни.

С грустью вернулся  в Ленинград. Теперь буду надеяться на лучшие перемены. Взглянул ещё раз на каменный гребень-плиту, врезающуюся в скалистый берег, положил в дерево памятную записку об окончании маршрутов, и пошёл на выход. Выбирался больше часа по реке, а потом по берёзовому лесу, проклиная всё на свете. Лыжи тонули в снегу. Вышел на дорогу, перепаковался. И разрядил в  воздух ракету, отмечая КОНЕЦ.

ПАСХАЛЬНАЯ НОЧЬ

 Никто не верит своим глазам: сегодня Пасха, а против обычного, идёт дождь. Тем более, что с середины апреля наступило лето. Температура доходила до 26 градусов. Вообще, весна в этом году была тёплая и хорошая. А замечательных дней было много. Дважды выезжал на берег Лужской и Копорской губы. Ослепительно искрящийся лёд тогда ещё лежал у песчаного берега. Многочисленные стаи гусей, уток и лебедей летели вдоль берега. Красавцы лебеди поднимали гомон во время кормёжки на отмелях, а рядом на лугах и полях кричали журавли, чуть позднее ночевали в лесу на тетеревиных токах. Бульканье упитанных краснобровых птиц сопровождало восход солнца.

 Было ещё несколько встреч с мелкой живностью и лосем. А сегодня я подумал, что кончается апрель, самый жизнерадостный месяц на границе зимы и весны, а у меня, против обычного, - ни одной заметки. Сегодня мы с друзьями собрались в лес на праздники, но они испугались дождя и не приехали. А дождь-то кончился. Тучи отошли, оставив на западе несколько рваных полос облаков, но вскоре и они поспешили за общим фронтом.

 Я вышел за фортом на берег бухты. Золотые лучи скользили вдоль воды, и раскрасили сосны и обрыв в неузнаваемый цвет. Казалось, я смотрю на мир через фильтры, такая открылась  красота. Бело-зеркальная гладь воды в виде камней и с силуэтами кораблей на горизонте. Горящий от заката берег, остро пропах нежным запахом молодого, умытого берёзового листа. Такой яркий цвет зелени бывает только у молодой берёзки, а к лету листья темнеют от жёсткости. Последние вечерние песни лесных птиц, и перекличка на море  водоплавающих, озвучивали эту картину. Похрустывая галькой под ногами, я прошёл по берегу до захода солнца. Светило опустилось с  очищенного от всякой дымки неба, в спокойное море. Я поставил палатку за песчаной грядой, и развёл небольшой костерок для чая.

Горизонт на западе всё ещё пылал оранжевой зарёй, а на востоке уже зажглись сигнальные огни кораблей. Ночью весь рейд превратился в иллюминацию. Вот потухла и алая кромка уходящих облаков. Наступила ночь. Я проснулся,  когда было уже светло, и от ветра хлопала палатка. Солнце только отцепилось от противоположного берега. Северный ветер гнал небольшими волнами утреннюю прохладу с моря. Запоздалый месяц вынырнул на небосвод, но скоро засеребрился и затух. Корабли, словно  греясь, подставили свои бока восходящему солнцу. Низко над лесом и прямо над палаткой потянулась стая гусей, прокричав мне свой клич. Наступал день, и я, собрав вещи, не спеша, пошёл домой. Всё-таки в Пасху не должно быть плохой погоды!

ДЛИННЫЕ КИЛОМЕТРЫ

Суровый и красивый край - Ленские прииски. В середине мая я прилетел сюда, когда горы были все в снегу, а Витим стоял, покрытый льдом. Выдался случай, и вот я пошел работать в этот край золотоискателей и охотников. Три недели ушло на всякие подготовительные работы. На тренировке поднимались до самых снегов. Всего в 15-ти километрах от Бодайбо, я встретил на крутом отстойнике трех оленей. Был свидетелем ледохода, когда река вдруг тронулась 17 мая, в мой День рождения. Неукротимая сила выперла льды на каменистые берега. Через несколько дней пошёл второй залп ледохода с бурятских гор. Льдины плыли уже довольно искрошенными на порогах, и искрились ломаными боками. А солнце припекало по-летнему, мы даже пару раз искупались.

ПО ВИТИМУ, ЛЕНЕ И БАЙКАЛУ

Изрядно поломав ноги на прибрежных камнях, кое-где даже зависая над водой, наконец, нашли бухту. Расположились среди обмытых волнами корневищ упавших деревьев. Пообедали, искупались, и сходила в гору. Один склон у бухты был покрыт лесом, а другой степной. Гора была не из маленьких, на ней стоял тур, и старый обветренный крест. Мы так и назвали ее - Крестовой. На голых камнях посреди склона росла, борясь с ветром, коренастая ель. На самом верху был каменный гребень. Оттуда можно разглядеть всю округу, до самого Северобайкальска. Даже обрывы на Баргузинском берегу различимы, не говоря о заснеженных хребтах с обеих сторон.

На противоположном от озера склоне произрастал старый, изветренный лиственничный лес. Валуны, срывавшиеся вниз, долетали уже мелкой крошкой, попутно уничтожая себя ударами. По дороге нам встретились ребята из Перми. Они шли на Котельниковский мыс, а потом через гору Черского, на реки, текущие к БАМу. Но не имели ни карты, ни даже правильного названия рек. Наивно полагали, что по берегу дикой таёжной реки можно легко дойти до жилья. Туго им придётся, тем более, что  с ними девчонка. Правда, мы дали перекопировать свои карты.

 Под самую ночь я  нашёл избушку. Так что любоваться на луну над Байкалом, как в прошлый раз, нам не придётся. К вечеру усилился прибой, хотя ветра почти не было, и рыбалка не удалась. Протопили зимовье, поели суп с найденной в тайге картошкой, и уснули в тёплой избе. Утро выдалось чудесное. Тишина и штиль на озере. В такое утро никуда не хочется ходить. Но полюбившуюся бухту пришлось покинуть и вернуться в Байкальское с последней надеждой на катер. Да и продукты почти кончились.

Много  уток взлетало от берега, а те, что рыжеголовые, с тонкими клювами, нас даже не испугались. Одна уже увела своих крошек в безопасное место. Тут же, в щели скалы, нашли гнездо голубей с единственным белым яичком. После отдыха в Талой пошли дальше, осаждаемые оводами и слепнями. Я был удивлён, встретив их здесь, но видно всему виной болота и пастбища.

 В посёлке обнадёжили, что катер будет не сегодня-завтра, да ещё угостили омулем. Вечером сделали классную уху и омуля на рожне. Познакомились со студентами археологами, ведущими раскопки возле посёлка. Наверное, ночевать будем у них, тем более, что с гор тянули тучи. Сейчас вечер, опять в берег бьёт волна, а солнце освещает только Баргузинский хребет. За беседой просидели до половины третьего, а  утром, стуком  по палатке, нас разбудил дождь.

Как и следовало ожидать, катера не оказалось, лишь пьяный мужик навязывал услуги по доставке. Мыс, на котором работали археологи, круто взлетал вверх, и так же неожиданно обрывался в море. Полуразрушенные скалы с часто падающими камнями были заселены стрижами, воронами, голубями. Шум прибоя и крик птиц заглушал голоса. Наверху, откуда открывался прекрасный вид на обе бухты, было городище древних. Ребята устроили мне небольшую экскурсию, и показали наскальные рисунки и петроглифы. Был в глубоком гроте, где тоже предполагались раскопки. Сегодня сильный ветер гонял тяжёлые тучи, зачастую с дождём, а в горах наверняка, и со снегом.

Распрощавшись с гостеприимными студентами, мы ушли на автобус. Приехав в Северобайкальск, неожиданно узнали, что теплоход ходит и в Хакусы, и на Котельниковский.  Два дня назад нас ввели в заблуждение. Решили, что  завтра всё же съездим на мыс. Поужинали прямо у порта, в окружении кормящихся чаек. Сегодня противоположный берег был скрыт потоками осадков, но местами освещался и солнцем. Сегодня я убеждаюсь, что и Байкал оккупировали комары. Ночь провели в котельной у столовой. В шесть утра вышли на завтрак к ветреному берегу. Погода опять солнечная, пригревает склоны,  оживают песчаные и каменистые осыпи.

Отправки теплохода пришлось ждать до обеда. Отказались от заманчивого предложения двух подруг съездить отдохнуть на тёплые озёра в Слюдянку. Мы проезжали мимо, но так и не побывали тут. Наконец, заработали двигатели, и теплоход начал рассекать голубые воды Байкала. До Талой тянулись знакомые берега. Дальше прошли высокую гору с каменистыми осыпями. Лесные склоны чередовались с жёлто-серым цветом горных лугов. В распадках виднелись зимовья. Мыс Котельниковский оказался низкой полоской земли, выдающийся в море. А источники изрядно загажены. Здесь же ведётся стройка. В общем, впечатления удручающие. Снимать не стали, только потрогали воду. Она была горячей, говорят, за 70 градусов. На дне  котлованы пузырились. Купаться не захотелось, да и теплоход отходил назад.

…Идём почти рядом с берегом, разглядывая скалистые обрывы. По-моему, самая красивая тут вода. Сейчас она напоминает какое-то бездонно прозрачное желе, на поверхности искрящееся от солнца. При рассмотрении в упор, взгляд вязнет в глубине изумрудно-голубых вод. Как ни грустно, но, наверное, в последний раз проходим вдоль берега Байкала. Завтра есть возможность на день съездить в бухту Хакусы. Но я не хочу портить  впечатление. Туда надо заезжать на 5-7 дней, и дойти хотя бы до Фролихи.

Этим планам не суждено было сбыться. Чувство беспокойства  за то, что к первому числу надо  возвращаться на табор, не даёт нормально отдыхать. За ночь поезд унёс нас далеко от Байкала. Последний раз отсветы знаменитого озера мы видели в Нижнеангарске. Проснулись, когда уже пересекли болотистую долину Верхней Ангары, и теперь к дороге прижимался Северо-Муйский хребет. В Ангарске пересели на вахтовую машину, и стали карабкаться на самую вершину дороги. Погода стояла безоблачная. За ночь был мороз, землю покрыли иней и лёд. Тут пошла уже предгольцовая зона, языки снега спускались с близких вершин, почти к дороге. Не доделанный Северо-Муйский тоннель не давал возможности поездам ходить по всему БАМу, и мы объезжали участок на машине. Когда открылись виды на скалистые вершины Южно-Муйского хребта, мы уже перевалили на другую сторону, и встали на отдых у чудесного тихого озера. Ветра не было, светило утреннее солнце и стояла тишина. Попили прозрачной горной водички. Озёра же, эти невольные жертвы покорителей природы, были закидать хламом.

Дорога шла всё ниже, больше не поднимаясь к стланику и красновато-серым скалам. Пересекли Мую, и увидели песчаные дюны, а за ними - Таксимо. Посёлок еще строился, но уже был красив и, к тому же,  располагался в живописном месте. После обеда мы с Сашей вернулись к реке, от которой шла Бодайбинская трасса. До вечера, в ожидании машины, кормили слепней. Дремали до дурноты на солнце, а потом всё же искупались в речке. На ночь, зная, что комары и мошка не дадут покоя, напросились  на ночлег  в дом местного жителя. Хозяин оказался одним из лучших охотников госпромхоза, встретил нас целой тарелкой свежесолёного ленка и хариуса. Хозяева жили бедно, хотя деньги имели. Просто, дома почти не  бывали,  всю зиму - на промысле, а летом - на рыбалке. Им можно позавидовать:  вся жизнь посвящена  тайге, а не  накопительству барахла.

Рассказали про свой участок в верховьях Муи, где рыбу считают  тоннами. Попасть туда можно разве что вертолётом. Да одна беда:  свободные вахтовики начинают добираться в угодья и пакостить. Распрощались рано утром, и вышли на трассу. На реке ещё туман. Начинают допекать комары. А днём наступает отупляющая духота, да слепни не дают покоя. Мы вышли на реку. Встревоженные малые цапли носились и орали над болотом. Я разглядел в бинокль горбатую фигуру с изогнутым клювом и чуть отвисшими ногами. За рекой виднелись высокие песчаные дюны. Про это чудо природы я уже слышал в Забайкалье, а теперь увидел сам.

К вечеру нас, уже отчаявшихся, подобрали старатели. Они на трёх машинах шли с грузом в Бодайбо. Тут-то мы и поняли, что это за трасса идет через хребты Станового нагорья. Хорошая дорога закончилась, и машины начали пробиваться, поднимая пыль, через валуны вверх, на горы. Ровные склоны плешивых от стланика и лишайника гор, сдавливали дорогу, но узкая жёлтая полоска упорно ползла по крутизне. Сколько ручьёв мы преодолели по полуразвалившимся мостам и вброд! У крутых спусков валялись различные грузы, следы зимних аварий. Трасса вытрясала душу, и труд тут требовался неимоверный. Люди, работающие здесь внушали доверие и уважение. Немало рассказов я наслушался за два дня от водителей. Оценив их работу, можно было понять, что бешеные деньги здесь  платят не зря.

 За дорогой виднелись то озёра, то реки, чуть не падающие вниз, и старающиеся быстрее сбросить свои воды в материнскую реку. Кое-где на них еще  лежали обширные  наледи. Сверху лёд был уже грязно-серый от таяния. А внизу отдавал голубизной. Почти все водостоки представляли собой широкое и каменистое ложе. Следы старания и строительства виднелись по всей трассе. На самом верху ехали уже среди спускающихся по тенистым желобам снегов. Частые пожары сделали ужасающими некоторые места. Искорёженные стволы стланика обвивали и без того мрачные россыпи камней. Ночевали уже на Иркутской стороне, в балке. Ночью и утром шёл обложной дождь, но потом распогодилось. Выехали в шесть утра. Саня на первой машине видел медведя, а я ехал на последней и заметил только белку, перебегающую дорогу. В верховьях узкими полосами вдоль ручьёв тянулись ельник и кедрач. Лиственницы почти не было.

Вот и покатились к Бодайбо. За Витимом висели грозные тучи, из долин поднимались белые облака тумана. Почти сразу пошёл дождь, но я уже не успел пересесть на теплоход. Через 10 суток вернулся в Мамакан, закончив путь, длиною более чем в две тысячи километров. Всю дорогу везло с погодой, а тут почувствовал, что вернулся назад,  к дождям.

 30/ 06,89г.

ЖАЖДА ДЕЙСТВИЙ

СПЛАВ

СТАНОВОЕ НАГОРЬЕ

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПАМИР

Самолёт уносит всё дальше на юг из дождливого Ленинграда. Вот уже внизу рукой подать – Фанские горы, преддверье Памиро-Алая. Море тёмных, согретых солнцем коричневых пиков. Кое-где снег, но нет той суровости, что у северных гор. В Душанбе - очередной подъём на местном самолётике и обзор незнакомой горной страны. Даже ни в каких ожиданиях я не мог себе представить, что за чудо меня здесь ждёт. Ведь вопрос о поездке на Памир созрел за неделю, и я ехал сюда так, словно на речку Коваш за рыбой. Дорожные знакомства, путь на машине и автобусе вдоль реки Сурхоб и первая ночёвка в кишлаке Фашхабад.

Поездив по Средней Азии, я уже не удивлялся гостеприимству этих народов, но каждый раз трогало до глубины души искреннее внимание. С гостем хозяин был очень корректен и даже отступал от некоторых обычаев. Прекрасно поужинав, попробовав травки и хорошо отдохнув, я утром распрощался с хозяином, ставшим моим другом.

А вчера вечером моему отходу предшествовал предупредительный разговор. Местные жители утверждали, что через перевал Люли-Харви, на хребте Петра Первого, сейчас пройти невозможно - снег.

Пугали свирепыми волками и медведями и предлагали сразу вернуться домой. Но не затем я сюда ехал и к преувеличениям местных жителей был готов. В пасмурное утро стал подниматься вверх по ручью Дарайназарак. Прошёл несколько кишлаков и расспросил о начале дороги на перевал. Все утверждали, что сейчас его не пройти. Тактику похода избрал иную: никуда не торопиться, ни какого счета километров, дней, главное - получить удовольствие от маршрута. И она себя оправдала на сто процентов.

Днём, когда накрапывал мелкий дождик, пообедал, а на ночлег расположился под огромной ивой, у начала тропы на перевал. Времени было ещё в изобилии, и я вышел для акклиматизации вверх налегке. Пока добирался до водораздела рек Шурак и Дара, подъём был довольно крутой. Ветер свистел вокруг и намораживал хлопья инея на траве, там, где сидели тучи. Осмотрелся вокруг, угадывая на   противоположной стороне массив Алайского хребта, упрятанный в покрывала облаков. Было довольно холодно и пришлось спускаться, нарвав вкусных ягод шиповника для чая. Для тренировки и акклиматизации этот выход был очень полезен.

 На моём дереве,  как в какой-нибудь сказке, сидел сокол с добычей в когтях, а у корней бил ключ. К вечеру сходил в верховья Даранайзарака. Травы уже были сухие. Листья на тополях пожелтели. Нашёл крупный золотой корень. По берегам очень много разнообразных красивых камней, в том числе и вымытых водой из пещер. Из недр самих пещер били молочно-белые ручьи, в которых буйной порослью тёмнели зелёные водоросли. Видно, минеральные соли выходили вместе с водой. Кое-где обнажились пласты угля, который таджики используют на топливо.

Сам ручей нёс с ледников кирпично-красную воду. При смешении получались красивые разводы, чем дальше, тем теснее красные скалы прижимались к воде. Встретил и следы небольшого медведя, столь грозного для местных жителей.

 Наконец, удовлетворив своё любопытство, в прекрасном настроении,  вернулся на табор. Дул ветер, разгоняя надоедливые тучи, хотя они и не брызгали дождем. В семь часов, после ужина, при полной темноте я залез в спальник. В конце ночи долина озарилась лунным светом уходящего месяца. Открылись снежные вершины, и гребень, который никак не ожидал, проезжая, увидеть еще раз. Солнце озарило восточные склоны Алайского хребта. Погода установилась великолепная. Знакомой тропой я стал подниматься с грузом, забыв  банку с сахарным песком. В новом виде предстали окружающие горы. Белизна отвесных стен и снежных вершин, коричневые осенние луга и зелень долин. Крохотные домики спрятались в садах и притаились у рек. Горные ледники многолетним слоем лежали на склонах и морщинились трещинами. Надувы свежего снега, казалось, чудом цеплялись за вертикальные стены.

 На альпийских лугах, с лесом сухих ферул,* я немного отдохнул от подъёма. На их границе встретил мышкующую лису. Небольшая серая лиска несколько раз останавливалась и озиралась, удивлённая встречей не меньше моего.

 * Ферула – многолетняя трава высотой 2-3м.

Одно время по тропе шли волчьи следы, пока не исчезли с высотой. Попадались воронки, заполненные льдом и водой. Снег хоть и лежал, но не затруднял передвижения. Лишь на отдельных наносах нога глубоко проваливалась. С каждой горкой казалось, что это перевал, но он был выше, и это начинало злить. Всё чаще я отдыхал. Встречное солнце слепило даже через очки. Кирзовые сапоги промокли, и во избежание обморожений, приходилось двигаться. Чем выше, тем красивее и поразительнее были виды окружающих гор. Где-то внизу, в дымке, - долина Сурхоба. Небо и воздух чистейшие. Лишь пара облачков  пригрелась у склонов Алайского хребта. Сам перевал чуть не прошёл.     

Среди снега  заметил небольшой тур,* а в нём банку с запиской днепропетровских туристов,  прошедших  здесь почти полтора года назад. Перевал представлял собой обширную долину среди вершин. Всё было занесено снегом, и местами он доходил до колена. А под ним сплошной фирн.** Но это не сложное препятствие. Местные жители, как обычно, напускают важности на свои места.

 Тонкая и частая цепочка следов пересекла за мной плато до спуска на южный  склон. Пришлось несколько раз подкрепиться шоколадом и какао для поддержания  сил. Высота перевала около 4000 метров.  

*   Тур – сложенные столбиком камни.

** Фирн – многолетний лёд. 

С дрожащими, после пяти часов подъёма, коленками, я расположился на обед в истоках реки Фаркикуш. Склон, где можно просушить обувь, был южный и тёплый. На сухом спирту приготовил скромный обед, выпил золотого корня, даже вздремнул  на коврике.

Самое интересное началось впереди, в верхнем каньоне  реки. Она то вырывалась, то уходила под ледники. Многометровая толщина льда и камней скрывала русло, но там, где поток набирал силу, образовывались великолепные пещеры. Местами я шёл прямо по леднику, благо, это была самая удобная дорога, хоть и скользкая от таящего льда.

Кое-где заходил в пещеры, любуясь  отшлифованными ячеями потолка и стен, которые когда-то промыла вода. А на дне, в камнях, грохотал ручей. Чудесный подземный мир, куда не проникало лето. Стены каньона, сложенные, где из буро-красной, а где из почти чёрной или серой породы. А пласты изогнуты немыслимыми рулетами. Всё это, как сахарной пудрой, присыпано снегом. С гигантского горного торта в виде крошек осыпались камни и  ручейки снега. С краёв ледник, как от выстрелов, был изрешечён такими подарками.

 Может, на эмоциональном подъёме от всего увиденного, я так легко и дошёл до ночёвки. Нашёл первый лужок с отдельными валунами и сухими корягами арчи, упавшими со склонов. Примостился у камня, запалил костёр и попытался уснуть. Правда, под впечатлениями дня, сон не приходил. Я просто был рад, что сегодня здесь. Неожиданно открыл для себя новую страну. Противоположный снежный склон всю ночь отражал свет звёзд на млечном пути. Большая Медведица зачерпнула с вечера воды, а к утру, необычно извернувшись, всю её вылила до капельки.

Вода в горных ручейках оказалась солёной, а река была глубоко. Утром пришлось долго ждать, пока солнце пробьётся с вершины вниз. Хоть высота и более трёх тысяч, воздух сух и необычайно приятен. Пуховой спальник начал отмокать у меня только в долине. Для начала решил обойти прижим к реке поверху, о чём потом сильно пожалел. Много сил потратил на то, чтобы подниматься, но желоба от ручьёв постоянно преграждали дорогу. Без альпинистского снаряжения идти по таким склонам трудно и опасно. Лишь посошок помогал то тормозить, то опираться. Пришлось прямо по падающей по камням воде спуститься вниз. Несколько раз решился  соскользнуть, но отделался только сбитыми руками и ногами. А горы всё преподносили свои чародейные сюрпризы. После каждого поворота открывались то узкие гребни с вершинками-пирамидками, то крутые снежные конусы. С перевала видел далеко на востоке пик Коммунизма и ещё один шеститысячник.

Идя по руслу, пользовался опять ледниками. Для меня они были  и мостами, и тоннелями, и просто крутыми катальными горками. Тропы уже давно нет, и нога постоянно в напряжении от осыпающихся камней. Чувствую, что надо перейти на левый берег, чтобы найти тропу, но поток не даёт этого сделать. Я уже спустился из царства льда, камней и снега. Река входила в долину. Тут уже солнце не давало таких великолепных сочетаний красок, в палитре которых присутствовал снег. В одном месте сель перекрыл реку, и образовалось небольшое озерцо. Возле  него я и перешёл по мелководью. Расположился на обед, а спирта нет! Вместе со спиртом остались на ночёвке и запасные спички. Кое-как, на жидкой траве, вскипятил чай. Вода на высокогорье закипает быстро, а вот варить на траве невозможно, или крайне нежелательно.

После обеда сразу вышел на огромный альпийский луг, расположившийся в долине. Горы выпустили реку на время из своих объятий. По найденной тропе легко зашагал на юг. Вокруг, создавая подобие саванны, стояли сухие стебли травяных баобабов - ферул. Слева долину ограждала стена красной породы. Как солдаты на страже, на уступах выстроились кривые стволы арчи. Вот, наконец, вдали загорелись жёлтым цветом горные леса из берёзы, фруктовых деревьев, тополей и кустарников. Подкрепил свои силы первыми яблоками и алычёй. Потом к ним добавились вишня, грецкий орех и ещё неизвестные ягоды. Всё большее место занимали заросли туи ягодной. Мне всегда больше нравились хвойные леса.

Под вечер пришлось покарабкаться по склонам, пока не устроился ночевать у подвесного моста на берегу реки. На другой стороне виднелась хорошая дорога, но перейти туда нет возможности. А мостик состоял из трёх тросов, с редко привязанными к ним, полусгнившими ветками берёз. Если переправляться, то только ползком, рискуя потерять рюкзак или самому рухнуть в поток. Словом, мостик для самоубийц. Решать вопросы переправы под вечер я не стал, а поудобнее расположился на ночлег. Тут уже чирикали птички. Встречались подкопы кабанов и следы медведей на песке.

 Уже  подумывал об экономии спичек и сахара, так как ближайшее жильё, по прогнозам, было  в 55 километрах. Я ведь  не знал,  что это - дезинформация, что  в устье Фаркикуша стоит кишлак. Утром,  предварительно проверив камнями силу и скорость течения, решил переправиться вброд. Против потока устоял, но вылез на противоположный берег с онемевшими до колен ногами. Потом растёрся, размялся и бегом с рюкзаком в гору. Солнце опять долго не могло появиться из-за огромной монолитной стены. На высоте на ней не различались даже детали - сплошная серая глыба. В садах увидел двух убегающих кабанов. Они рыли корни на утренней кормёжке. От изобилия красных и жёлтых ягод осыпались ветки. Зелёными парными шарами среди листвы прятался  грецкий орех. Провяленные, терпкие ягоды висели на облепихе, а гроздья синих плодов пригибали к земле ветви барбариса. В общем, корма и людям, и животным  хватало.

Поползал и поломал ветви тут и медведь. А кабаны тем временем переправились через реку и показались на крутом противоположном склоне. Не торопясь, зигзагом, они взбирались вверх, по пути кормясь кореньями. Звери считали себя в безопасности и далеко от человека, не подозревая, что у меня есть бинокль. А я очень хорошо разглядывал  мощных зверей, пока это не надоело. Туево-фруктовый лес был настолько привлекательным, что я расположился на днёвку позагорать и поесть ягод. Правда, место у реки выбрал неудачное -  на ветродуе, так что после обеда пришлось уходить. Шёл вниз к реке Обихингоу, предвкушая отдых в безлюдных, полных фруктов, местах. Река опять ушла в нижний каньон под эту высоченную стену.

 Вот, наконец, показались лесистые склоны Дарвазского хребта в долине Обихингоу. К удивлению, увидел внизу жильё и людей. Вся долина реки оказалась равномерно заселённой. К сожалению, понял, что самой интересной части маршрута пришёл конец. Долина вся была поглощена дымкой, образованной  смесью ветра и пыли от проходящих машин. По широкому, светло-серому каменистому ложу текла то одним, то несколькими   рукавами, река. Крутой противоположный берег раскалывался трещинами в местах впадения ручьёв и дырами пещер. Здесь, у жилья сады, а там леса. В кишлаке восполнил утраченное и теперь без забот шёл на запад. Местный пастух, как всегда в таких случаях, предложил остаться ночевать у него, но, ради ночёвки на природе, я пренебрёг гостеприимством.

Отойдя подальше от дороги в лесистый мыс, расположился среди облепихово-алычовых зарослей на берегу реки. Белёсо-голубой поток ворочал гальку где-то совсем рядом, но скоро стемнело, и ничего, кроме окружающих ветвей и камней, не стало видно. Выпил кислого алычового компота, а потом и какао с пряниками. Улёгся спать одновременно  с затухающим костром. Утром, после завтрака, свернул подсыревшие вещи и дошёл почти до моста через Обихингоу. Тут и расположился позагорать на развалинах кишлака. Долго шёл по гальке до русла, думая о том, что неплохо бы сплавиться по этой реке. Но потом увидел её в горных каньонах и понял, что это только издали она несерьёзная.

 Побывав в Горно-Бадахшанской области, сел на попутную машину, идущую в Душанбе. В дальнейшем походе через кишлаки не видел смысла. Честно говоря, от езды по горной трассе Западно-Памирского тракта со скоростью 60-80 километров в час становилось немного не по себе. Глубочайшие пропасти слева и отвесные, осыпающиеся скалы справа, плюс крутые повороты, не давали расслабиться. Но шофер попался, ас. Постоянно рассказывал мне, где машину пробило камнями, где они слетели в пропасть. Да я и сам видел одну из них, лежащую у реки. Словом,  такими дорогами я ещё не ездил. Он  показывал, где погибли люди при сплаве, где растут ореховые леса и барбарисовые плантации. За разговорами  дорога была не скучной. Я  поглядел и на чудесные пейзажи речных каньонов и горных цепей. Река бесилась  где-то внизу, пока не соединилась в широком месте с Сурхобом, образуя начало Вахша.

Особенно  мне понравилось местечко у голубого озера. Уютнейший уголок с плакучими ивами и множеством рыб. Озерцо располагалось у трассы посередине скалы, нависающей над рекой. Не доезжая Ронгунской ГЭС, свернули в Душанбе, и уже в темноте я прибыл в город. Опять, всего в шесть дней, уложился незабываемый период жизни. То, что увидел на Памире, для меня действительно было неожиданным открытием. Как бы съездить в эти места ещё раз и подольше. 

БОЛОТО

Интересно, в этой дыре когда-нибудь покажется солнце или нет? Приехал в начале октября, разок взглянул на солнышко, и с тех пор не видел. Закупорило наглухо и беспросветно. Казалось бы, дни рады совсем исчезнуть, и не тянуть резину сумерками. Из этой гигантской серой губки то и дело льёт дождь. Осень кончается, а не то, что снега, -  даже заморозка ни одного не было. Наконец, пересилив себя, я пошёл в лес. Ещё темно, но итак ясно, что тучи висят по-прежнему. Долго и нудно шлёпал по болотам, да стряхивал одеждой воду с веток. Всё вокруг мрачно, до отвращения. Пожухлая трава прилегла от осадков, только осока на болотах стоит. Жёлтая глина на дорогах чавкает под ногами и расплывается, как кисель. Мрачные ели готовы обляпать тебя мокрыми ветвями. Даже симпатичные сосны, и те, от многочисленных омовений, потеряли привлекательность. Дождь не заставил долго ждать, и сыпал зарядами.

 Миновав три больших болота, вышел к Чёрной речке где-то за бобровыми завалами. Не помогли даже болотные сапоги, - я всё же окунулся в трясину. Холод обжог ноги. Но ничего, кое-как выбравшись на гриву, развёл костёр, и, насколько  мог, обсушился... Да только зря, вскоре опять ухнул. Ну, а потом, главное - не останавливаться, и полным ходом назад. За всю дорогу не видел ни  птички, ни зверя, лес мёртв. Я уже давно остыл к нему. Видно, прошли те времена, когда, используя первую возможность, шёл сюда, находя для себя  радость и удовольствие. Теперь, если смотреть объективно, получалось, что хуже места трудно найти. И чего же здесь хорошего? Великое болото во всех отношениях. Быстрей отсюда, чтобы уже долго не возвращаться. А ещё недавно собирался ставить зимовье у тока… Доплёлся до дому мокрый и усталый.

 Мы с лесом стали чужими друг для друга.

НЕБЕСНАЯ МОЗАИКА