5,6.06.02г.
ДОМАШНЕЕ
ПУТЕШЕСТВИЕ
Белые ночи – время отсутствия сна. Даже самый чёрствый человек наверное чувствует какое-то необычное состояние. А уж человек пресыщенный зарубежными впечатлениями, и попадающий в родную природу, как бы рождается заново. Лучший путь к подобному воскрешению – хорошая лесная тропа. Знакомая дорога ведёт не только к конкретной цели, но и вглубь времён.
Вот место, где когда-то заблудился и еле живой выбрался зимой. На этом повороте отобрал тетерева у ястреба. А тут уважительно разминулись в апреле с только что проснувшимся медведем. Да мало ли чего было за четверть века хождений по родным лесам. И это не глушь, а всего лишь 65 километров от центра Петербурга.
Однако не столько яркие впечатления возбуждают, сколько погружение в мир ночных звуков и весенних запахов. Неназойливый писк отстающих комаров забивается разнообразными посвистами скрытых в листве птиц. В семерках всегда большая вероятность встретить интересную живность на дороге. Пока этого не произошло, наблюдаю за окопами трудяг-муравьёв, прорезавших песчаную колею дороги. Дурманит запах свежей берёзовой листвы, преобладающий в необычном настое ароматов цветов и хвои. Солнце уже скачет по стволам леса, грозя ненадолго утонуть в пространстве болот. Ни словами не кадрами не передать особую атмосферу, от которой, восторженно и глубоко дышишь. Надо прожить жизнь в местах, где творили Бианки и Ливеровский, чтобы понять, что здесь вдохновляет людей писать о природе и желание поделиться этим с другими.
Резкий крик обеспокоенной утки прервал мои мысли. Метаясь в болотной лужице, мать пыталась отвлечь на себя моё внимание. Восемь крошечных утят не зная, что им делать, сбились в кучку и поплыли к матери. Но она-то как раз и хочет от них увести. Не стал долго волновать семейство, и пошёл вперёд.
На вечерней заре, в полном безветрии, «тянут» вальдшнепы. Только по приближающемуся писку можно уловить их скорый полёт. Своеобразно крякает в болоте коростель. Не отстаёт своим блеянием и пикирующий бекас. Он, в отличие от других, поёт хвостом. Описывая всё это, вхожу в противоречие с желанием подчеркнуть безветренную тишину.
Лесная речушка встретила меня громким всплеском воды. Нет, это не утки взлетели, и не лось кормиться. Так кто же, кого не видно? Подтверждение догадки приходит скоро. По глади реки плывёт огромная морда. Смотрит прямо на меня, а затем недовольно со всего размаху бьёт хвостом по воде. Конечно же это бобр. У него тут целое хозяйство. Через прорытые в берегах каналы он сплавляет погрызенные веточки к замаскированной в траве плотине. Крупных лесозаготовок бобры уже не ведут. Видно остерегаются выдавать себя. Уж больно много бед человек им приносил.
Я замер и дождался, когда зверь осмелился и проплыл всего в 6 метрах от меня. Бесшумно поднырнул под коряги, показав длинное лоснящееся тело. Следом проследовал ещё один. Среди большой заводи он остановился, что-то пожевал и стал наблюдать за берегами. Я же, тихо отошёл под защиту дебрей. Тут, шорох травы и шелест ветвей об одежду, пугал только птах.
Сумрак в старом лесу делает его сказочным. Жёлтые шарики купальницы и белые колокольчики ландыша украшают зелёное разнотравье. А какой аромат! У тебя не хватает глубины дыхания, чтобы насладится им. Слух напряжён в ожидании новых встреч. Глаза шарят среди гигантских поваленных елей. У нас дерево редко доживает до почётной старости, чтобы достигнуть почти метрового диаметра и потом рухнуть под напором очередного шторма.
Вышел на мысок у края большого болота. Во время ночёвки хочется видеть зарю во всей её красе. На небе только несколько робких звёздочек. В тишине, кажется, слышно даже дыхание. И можно теперь представить, какими иерихонскими трубами пронёсся клич журавлей над просторами болот. Опушки леса, окружавшие его, создали естественный амфитеатр. А журавли как бы наслаждались силой своего голоса, подтверждая, что они здесь самые большие и красивые певцы.
О сне и думать не хотелось. Лёгкий дымок костра стелился над просторами болот. Силуэты мёртвых деревьев и живых раскидистых лап елей на фоне зари, были прекрасными декорациями в этой природной опере. Первый акт вечерних песен мелких птиц, стих глубоко за полночь. Но почти сразу началось утреннее пересвистывание. Холод загнал под лапник и комаров. Только близость залива предотвратила ночной заморозок.
А с четырёх часов утра опять пошла перекличка журавлей, но теперь уже по всем болотам. Забормотали, даже, запоздавшие тетерева. Но не все ночью пели. На речном иле отпечатались следы норки, которая потрудилась здесь. Пройдя ещё с десяток километров, я вышел к безупречной глади моря, и жадно вбирал в себя тепло солнца после холодной ночи. Тут уже можно подремать, и полюбоваться застывшими на горизонте кораблями.
7.06.02г.