ЮРИЙ МАТВЕЕВ

Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам. Матфей: 7-7

21/07. 76г. 

23/07. 76г.

24/08. 77г.   

УТРО В ЛЕСУ 

Седьмой час утра. Солнце только недавно показалось из-за леса. По небу плывут небольшие облака. Трава густо покрыта холодной росой. Ночью было холодно, и всё отсырело. Над лесным болотом, высоко над деревьями, поднималась густая пелена тумана. В одних местах на земле он висел полосами, а в других сплошной светло-серой массой. Казалось, что это какой-то художник замалевал краской картину утреннего леса. От холодного воздуха у меня мёрзли отмороженные зимой руки. Ночь отступила и приходило холодное августовское утро.

По хорошо освещённой дороге я шёл на Шестую высоту. После ночной кормёжки на поле, в большой лес возвращались кабаны. Один из них вылез на обочину дороги, и стал всматриваться против солнца. За ним из камышей вышел второй кабан. Это были довольно упитанные животные, которых встречал уже не раз. Теперь они покинули стадо и остались вдвоём. Два диких борова  спокойно и неслышно перейдя дорогу,  скрылись в высокой траве.

Выходя из-за каждого поворота лесной дороги, я надеялся встретить кого-нибудь, но дорога,  к сожалению, была  пуста. Прошло уже более часа, как я бродил по лесу. В одном месте, у реки, послышался писклявый протяжный крик. Это был голос большого черного дятла-желны. Он сидел на другом берегу реки и смачно долбил по толстому стволу ольхи. Даже издали была видна его красная шапочка. Но долго задерживаться на дереве он не стал, и улетел в лес. Время шло, и грибы постепенно, один за другим, попадали в корзинку. Холодное утро кончилось -  наступал день.

                  24/08. 77г.

24/06. 80г.

НЕЖДАННЫЙ   ГОСТЬ

Обедать в этот день я стал поздно. Кончив рубить просеку, нашёл глубокий лог, где сохранились, несмотря на засуху, остатки ручья,  и принялся разводить костёр.

Место было, прямо скажем, глухое. Тёмный елово-пихтовый лес скрывал горы валежника, заросшего в некоторых местах черёмухой. Спрятавшись от ветерка, здесь  обитали полчища комаров. Выше, на склоне сопок, находились старые заросшие вырубки. Чаёк уж закипал, когда я заметил, что кто-то перелезает сушину. С той стороны должен был появиться наш начальник партии. Поэтому, не обратив особого внимания, подумал, что это он. И только хотел, было, заметить, как вовремя тот подгадал к обеду, - я с удивлением заметил огромный  мохнатый лоб, и понял что это медведь. Он стоял на задних лапах и разглядывал меня. Но когда встал я,  бурый мишка сразу пустился наутёк, только сучья затрещали. Зря его зовут косолапым -  бегал он  куда быстрее и проворнее человека. Подкидывая зад, медведь перелетел через завалы, и, замедлив бег, бесшумно скрылся за густым еловым молодняком. Мне сначала даже показалось, что весь медведь состоит из огромной башки, и ещё большего зада.

Встретить хозяина тайги, да ещё в олимпийский год, когда он выбран символом олимпиады  - то была огромная радость. В олимпийцы  косолапый сгодился бы, так хорошо он бежал, а вот хозяину тайги вести себя так трусливо не подобает. Даже ради этой встречи стоило ехать в Сибирь!   

 26/06. 80г.

10-29/03. 86г.  

КАРАКУМ  

Все тяжелее давил грузом ожиданий и волнений день отъезда. Он уже не казался таким далеким, когда можно было строить различные, самые дерзкие планы. Теперь он подходил, и я понимал, что после этого дня я должен что-то сделать, дороги назад не будет. После маршрута, если он  завершиться полностью, у меня  вообще намечены жизненные перемены.  Наконец, после сборов, мы с  приятелем решили  вылететь 9 марта. Правда, это  на две недели раньше первоначально запланированного  срока. Однако, чтобы увязать наши с ним отпуска, пришлось на это идти.

 9-10 марта. Перелёт из Ленинграда в Ашхабад и дальше в Мары. Потом - автобус до последнего пункта перед погранзоной – посёлка Красное знамя. Всё менялось, как в калейдоскопе… 3има и сырость уступили место тёплой весне. Правда, мы были удивлены, увидев еще не распустившиеся деревья и лужи от дождя. На небе были тучи, что непривычно для Туркмении. Жаль, что не удалось доехать до Кушки, откуда мы изначально собирались  выходить. Погранзона была слишком обширна. Но нас устроило и то, что мы начали  поход из Кушкинского района – самого южного района в стране.

Когда ехали туда автобусом, пейзаж за окном был тоскливым: сначала – заливные поля, затем - долгожданная пустыня. Через 27 часов после выезда из дому я прибыл на место. Сразу в посёлке запаслись водой и удалились из виду в пески.

Вариант маршрута  вдоль  Мургаба отпал, поскольку  там, в малопривлекательных местах,  все было залито водой. Решили идти на расстоянии 2-3 километров от дороги и параллельно ей. Отойдя от посёлка, мы  с Сашей (так звали приятеля),  сделали небольшой привал. Переоделись, переложили  рюкзаки и  тронулись  в дальнейший путь. Была половина второго по местному времени. До вечера можно было кое-что пройти. Несмотря на  приличный  вес рюкзаков, двигались хорошо. Впоследствии мы будем идти  различными по  времени переходами.  А за этот день прошли восемь километров и пораньше встали на ночлег. После бессонной ночи нужно было отдохнуть. Её мы провели в Ашхабаде в поисках противозмеиной сыворотки. Однако в дежурных аптеках  достать ее смогли лишь через день. Ждать было некогда.

В первый день  повезло. Очень скоро увидели крупного хищника пёстро-песчаного цвета. И хотя долго разглядывали в  бинокль,  выяснить, кто же это, так и не смогли. Для шакала он был слишком большой,  хотя  морда короткая, да и на  гиену не похож. Решили, что это волк или очень крупный шакал. С горы наблюдали, как он бежал в низине, иногда останавливаясь и разглядывая нас.

Встретили и мелкого пустынного зайца, у которого были уши,  пожалуй, с его рост. Такой типичный представитель пустынь, как  суслик, сначала вызывал у нас интерес, но потом было ещё столько встреч с ним, что я перестал обращать  внимание. Хотя наблюдать в бинокль, как они бегают, стоят на задних лапках и  разглядывают окрестности, было интересно.

Из жуков, увидели скарабея. Это довольно крупный чёрный жук, который при опасности поднял свой заостренный  зад и уткнулся головой к земле. Потом доводилось находить их крупные, величиной с теннисный мяч, навозные шары. Здесь, в районе Кушки, рельеф был сильно изрезан. Приходилось то залезать, то спускаться с высоких холмов. Но чем дальше, тем больше гористая местность переходила в Туранскую низменность.

Лагерь мы поставили в ложбинке, где не очень  дуло. К вечеру  появилось солнце. С высокой песчаной сопки мы могли любоваться красотой окружающих песков.  Где-то вдали паслись стада коров и верблюдов. Над Мургабом кружили белые цапли. Настроение у нас было отличное. И  начало пути мы ознаменовали торжественным ужином - плиткой шоколада. А вообще продукты у нас состояли в основном из сухих молочно-крупяных смесей, риса, супов-концентратов, шоколада, чая чёрного и зелёного, сахара, сухарей, топлёного масла и пары лимонов. К сожалению, я забыл дома специально приготовленный пеммикан.* Вместо посуды были сделаны из консервных банок котелки различной вместимости. Для сна  натянули на предварительно нагретом песке самодельный двускатный тент, больше смахивающий на  палатку, но промокаемый и без пола.  

* Пеммикан – сушёный мясной фарш.               

Предназначался он, как спасение от  жары. Но пока пустыня встречала нас необычной прохладой. Солнце, как всегда быстро, провалилось за горизонт, и наступила ночь. Так хорошо, как в эту ночь, мы потом уже  не спали…                               
         

11 марта. Проснувшись с рассветом, я увидел  небо в тучах и  капающий дождик. Сделав зарядку и разведя костёр,  разбудил приятеля. Мы позавтракали и вышли в путь. Мелкий дождь ни сколько не мешал,  идти было даже легче. На песке находили замёрзших за ночь ящериц. Сейчас от тепла рук одна еле шевелилась. Колонии сусликов, увидев нас, в панике разбегались по норкам. В этот день у нас было еще много сил, и,  с небольшими перекурами, мы шли  переходами  от 50 минут до двух часов.

При полной загрузке  водой и продуктами вес рюкзака доходил  до 35 килограммов. Зная, что в первые дни никак нельзя рвать до  упора, а наращивать переходы постепенно, мы самонадеянно двигались,  забыв об акклиматизации. И  вскоре я поплатился за это. 

 Сделав за  день восемь переходов, мы прошли 35 километров. В дальнейшем,  если  бы не  ЛЭП или километровые столбы на дорогах, я расстояние высчитывал бы по времени. Зная, сколько минут уходит на разных участках на один километр, мы получали результат. И не удивительно, что отложенный на карте по прямой, он не всегда оказывался верен за счёт обходов и крутых подъёмов в песках. В этих местах часто доводилось увидеть беркутов, летящих и  гнездящихся прямо  на опорах ЛЭП. Один  даже не взлетел со столба, когда мы прошли под ним. Только разглядывал людей гордым взглядом. В бинокль было хорошо видно, какая это большая и суровая птица. Сегодня нам иногда приходилось пересекать сухие и затопленные поля. К вечеру запаслись водой у одного арыка, и вскоре встали на ночлег. Саксаул оказался настолько хорошим топливом, что костёр не заставил себя ждать. Правда, он и сгорал очень быстро. Сегодня ночью мы впервые услышали шакалий вой. Я-то был с ним знаком, а вот Саша принял  за плач ребёнка. И действительно, до чего противно он подвизгивает и тянет! У человека несведущего от такого воя холодок по спине проходит. На ночь натянули на палатку целлофан, и не зря:  пошёл дождик с ветром.

12 марта. Эти дни мы двигались к Иолотани и у встречных людей спрашивали,  сколько километров еще осталось. Порой казалось, что этот посёлок не приближается, а уходит всё дальше. Нам называли то возрастающие  цифры, то одни и те же. Наконец, осмотревшись с горы, мы вышли в какой-то населённый пункт. Спросили, где магазин. Девушка нам объяснила и пригласила на хлеб. Вообще народ здесь очень приветливый и гостеприимный, всегда здоровается за руку,  даже с незнакомым человеком. Пригласят  попить чаю или отведать  хлеба и  всегда будут рады помочь, пустят переночевать. Расспросят о дороге. В общем,  как и должно быть у людей. Недаром, в обращении  они называют тебя братом. В песках, по сравнению с городом,  отношения особые, и это сразу бросается в глаза. Тут не надо голосовать на дороге. Машины сами  останавливаются и подвозят, даже если им не по пути. Правда, мы почти никогда не злоупотребляли  этим. Туркмены русских уважают, и  я после всего стал больше уважать этот гостеприимный народ.

Возле  Иолотани пришлось брать вброд одну протоку, по берегам обильно покрытую солью. В саксауле мы подняли с лёжки шакала, который быстро куда-то удалился.  Тут большинство живых существ имеет песчаную окраску, поэтому их не всегда легко увидеть. Наконец,  нашли, помимо панцирей,  и одну живую, полусонную черепаху. Посмотрели, положили снова в  норку, под куст.

У воды встречались удоды, очень красивые птицы с хохлом и полосатым хвостом, знакомые мне по Белоруссии. Один из них даже не сразу заметил нас, увлечений каким-то червяком.

Утром и вечером видели уток. Оказалось,  мы ночевали рядом  с озером, но обнаружили это  поздно - только на утро, увидев воду с горы. Сегодня сказался тот резкий старт и крутые, тяжелые песчаные сопки. Что-то случилось с левой ступнёй, и от нагрузки я еле шагал. Хотя и прошли сегодня  двадцать шесть  километров, но до ночлега я еле дотянул.  Вторую половину дня шли уже по Мургабскому каналу. В  канале вода была мутная, но пригодная для питья, потому на ноше  сэкономили….

Когда кончилось его бетонированное русло, по берегам пошли пески с камышом у воды. В камышах, прямо напротив нас, устраивались на ночлег птицы. Они много шуршали, пищали, но самих было не разглядеть.

Место для ночлега выбрали  удобное. Топить пришлось ивой, а  ночевать – на скотской тропе, почти у воды. Вечером появилась тонкая игла месяца, изогнутая рожками вверх. К ночи я  вообще не мог встать на ногу и с надеждой ждал утра.

13 марта. Ночью было необычно холодно. Оказалось, что всё вокруг  покрыто густым инеем. Тент и чехлы спальников сильно отсырели. Вода в котелках и канистрах замёрзла, да так, что лёд с трудом проламывался. В это утро мы вышли позднее обычного. Пришлось греться и сушить снаряжение. Я чувствовал, что сегодня  не ходок. Договорились, что Саша пойдёт впереди, как обычно, а я постараюсь не отставать.  Тем не менее, в этот и последующие дни иногда приходилось прибегать к помощи анальгина. Боль отступала, и можно было идти, но вечером ступню жгло. Привалы уже не помогали. Наоборот, во время перехода боль становилась обычной, зато усиливалась  после отдыха так, что сразу  нельзя было  ступить, приходилось ждать, когда разойдусь. Переходы стали  получасовыми.

  За день прошли 25 километров. В дальнейшем ещё меньше. Вот чего стоил резкий старт! Я знал, что  иногда такое случается с ногой, но не обращал внимания, и вот теперь пришлось вспомнить. Саша, конечно, старался помочь. Нёс более тяжёлый груз, вечером  собирал дрова, готовил на костре пищу. Мне доставались штурманские обязанности да соблюдение  временного графика переходов: подниматься, когда необходимо, утром и днем, после отдыха.

  Сегодня встречали   стада коров и овец,  охраняемые злыми собаками. Попадались одиночные верблюды дромадеры. Естественно, у воды правили бал  красивые белые цапли. В воздухе  они казались намного меньше.

На эту ночь мы устроились сравнительно нормально, даже нарубили прочных камышей на подстилку, чтобы не так пёк раскалённый песок, а под утро не холодило. Сейчас и на будущие дни основной рацион состоял из двух консервных баночек смеси с сухарями и по баночке чая, да ещё пары глотков с сахаром. И так - три раза в день. Только утром и вечером растворяли трёхсотграммовый пакет сухого молока, а в обед в два раза меньше. Позднее, в  песках, стали есть по 4 квадратика шоколада.

14 марта. В этот день мы вышли к Каракумскому каналу и уже больше не ночевали под вой шакалов. Один из них опять перебежал нам дорогу. Теперь их голос я услышу позднее, в оазисах и после песков.
Но, к сожалению, и утром нельзя было умыться холодной водой. Вообще зарядка и утреннее обливание мне здорово помогли в маршруте: сюда ехал  простуженный, но при переходе ни разу не заболел. Сегодня дул сильный и холодный ветер с севера. Пересекая шоссе, мы видели, как песчаную позёмку несёт по асфальту. Пришлось надеть очки, чтобы песок не забивал глаза. Наконец, пройдя долину, мы укрылись между холмиков. Саша уговаривал меня сделать привал, пока не поправится нога. Я знал, что  задерживаться долго ни за что не буду, не затем сюда ехал. Но решено было остановиться на сутки.

С обеда до обеда следующего дня, мы отдыхали. Сейчас приходилось ходить в  чёрных очках и с марлей на лице, иначе из-за  ожогов до носа нельзя дотронуться. Губы тоже  давно обветрились и потрескались.  На следующий  день,  15 марта,  с утра с неба посыпал снег. Слабые хлопья, но всё же снег. Встретили чабанов, расспросили о дороге. Джинлыкум, который находился в восьми днях пути,  они не знали, но успокоили, что впереди есть вода и саксаул. Дело в том, что, опасаясь голой пустыни, я нёс с собой примус, и нужно было заправить бачок бензином. Теперь эта надобность отпала. А словам "много воды", мы значения не придали.

Днёвка дала положительные результаты. Немного отошла нога, да и вообще отдохнули. А то плечи первые   дни тоже с непривычки болели, но потом  прошло и это. Желудок также мог спокойно работать. По нашему раскладу, все калории сгорали, и на маршруте я ходил в туалет раз в неделю. Но голода не чувствовали, скорее, угнетало однообразие. Но это позднéе, а в целом  такой рацион оказался положительным. За эти два дня мы продвинулись ещё на тридцать километров.                                                         

          16 марта. Как всегда, дует встречный, сегодня особенно холодный, ветер. Кажется, идём по равнине,  на самом деле, постепенно поднимаемся. Это видно по просматриваемому горизонту. Двигаться почему-то тяжело. Может из-за веса,  а может  из-за отсутствия хороших ориентиров. Часто приходится проверять азимут. Компас и часы оказались только у меня. У Саши часы сломались, а компас он забыл дома, что усугубило бы положение, потеряй мы последний прибор. Наконец, увидели с вершины впереди обширную долину с какими-то чёрными пятнами.  Это была вода. Как было радостно -  после песков и солончаков найти целое озеро, да ещё пресное! Были тут и солёные озерца в белом обрамлении берегов и с темной водой.

Мы встали на обед, помылись,  отдохнули и пошли по гряде вперед, ничего не подозревая. Все  чаще стали попадаться озёра и протоки. Слева и справа наступали камыши. А саксаул сменился ивой и колючими растениями, которые всаживали длинные шипы в одежду,  оставляя там острые наконечники.  Метлы тоже обдирали сапоги. Хорошо хоть, я взял лёгкие эстонские сапоги, а не ботинки  - в них песок попадал меньше. Вообще форма на нас была защитного цвета, из–за этого нас  часто  принимали, то за солдат, то за геологов, и даже за диверсантов. Вся одежда  дополнялась ремнём, ножом на боку и биноклем, так что  незнающим людям  отличить нас от солдат было и впрямь  трудно.

У воды стали встречаться утки, цапли и даже гуси. Выбегали из кустов суматошные зайцы. Дважды мы находили  шкуру ушастого ежа. Видно, не спасли его колючки. Неожиданно мы услышали звук моторки, который по дуге прошумел перед нами.  Это был красноречивый намёк на преграду. И скоро мы упёрлись в широкую и глубокую протоку. По берегам росли густые камыши, а до высоких песков на той стороне оставалось совсем немного.

Переплывать мы не стали, и пришлось возвращаться. Для облегчения вылили воду, благо теперь её было полно. Жаль, конечно, потерянного времени. Мы были очень возмущены тем, что этот оазис не обозначен на карте, хотя площадь его велика. В бинокль видно, что вереницы камышей тянутся очень далеко. Дойдя, как нам казалось, до края озёр, стали огибать их справа, стараясь уже не приближаться к воде. Но к самой ночи опять упёрлись в еще более широкую протоку.

Настроение, конечно, было мерзкое. Уставшие, мы  встали на ночлег на глинистой почве. Из дров вокруг была только ива. Сознавали, что завтра придётся возвращаться далеко назад и менять  планы. Джинлыкум теперь отпадал. Находили 31 километр, и всё зря. Ночи теперь не обходились без мороза. Лёд в канистрах говорил сам за себя. Теперь в обед приходилось сушить мокрый тяжёлый тент. Приятель сильно простудился и серьёзно кашлял. Спирт он пить не стал, а принимать аспирин  было нельзя. После горячего песка, он под утро  дрожал. Оставалась надежда на эти горячие ванны.

Кстати, глина, где мы спали, дольше держит тепло, хотя создаёт больше пыли. Вечером в палатке пахло отпаренной одеждой.  То ли  это раскалялись на песке наши отсыревшие спальники, то ли  высыхали и испарялись более глубокие пески. Иногда под утро нам приходилось спать спиной к спине. Кроме холода, сну  здесь мешают ещё  и онемения рук и  бёдер. Это - от непривычки спать на жёстком. Поэтому я время от времени переворачивался.

17 марта. Наконец, мы попали на надёжную дорогу, ведущую на восток, и прошли по ней несколько переходов. Получилось, что на камышах мы потеряли сутки и Бог  знает, сколько километров. К обеду, достигнув каких-то старых развалин, решили  повернуть на север по ЛЭП. Я уговаривал Сашу пройти по ней хотя бы до вечера, а сам надеялся встретить колодец или ещё что. Дело в том, что за обедом мой спутник впервые сказал о том, что, возможно, ему придётся вернуться, и у нас не хватит воды, поэтому надо выходить к дороге дальше на восток.

Это вообще рушило все мои планы, и я решил оттянуть время, чтобы увести его дальше. Развалины, у которых мы обедали, были раньше каким-то древним поселением. Теперь угадывались лишь стены, ворота да печи. Одно из таких поселений осталось немного позади. По пути сюда мы увидели светло-серую сову, которая, боясь света, спасалась от нас небольшими перелётами. Потом Саша чуть не наступил на стрелу-змею.

Я шёл сзади и заметил длинный тонкий шнурок с блестящим песчаным рисунком и маленькой головкой на конце. Побеспокоенная веткой, змея не захотела сразу уползать, но потом действительно стрелой «полетела» по песку. Сейчас, днем, они  выходили погреться, так как ночи стояли совсем холодные.

 Вдалеке мы увидели одну большую  крепость. Она нам показалась близкой, но шли  до неё довольно долго. Наконец, перед нами предстало величественное древнее сооружение. Одна стена была не гладкая, а словно из выпуклых апельсиновых долек, если плод разломить. В крепости было два двора и множество внутренних помещений для служителей культа, для потайных ходов внутри стен и прочих целей. Крыш уже нигде не  было. Зато сохранились красивые ниши в стенах. Ход под землю был засыпан, колодца мы тоже не нашли. Здесь много сняли на плёнку, потому что,  то чувство, которое мы испытывали в древней крепости, не передать словами. Казалось, сами  окунулись в старину.  Только облазав все уголки,  покинули крепость.  Тут воды не нашли, но к вечеру заметили вдалеке буровые вышки. Саша начал опять размышлять о том, что они не действующие, и дальше в том же духе. Это, конечно, портило настроение. Добавив сегодня ещё более 30 километров, мы прошли Марыйскую область, оставив позади 186 километров пути.

 С заходом солнца уже не выли шакалы, что говорило об удалении от воды. Я ему предложил авантюрную идею: дойти с оставшейся на два дня водой ещё около 150 километров. Он, конечно, и слышать об  этом не хотел. А я не хотел слышать о возвращении и собирался любой ценой пересечь пески. Причём, вера, что мы найдём воду, была абсолютной  (не для красивого словца).

До ночёвки я пару раз сходил с пути в надежде встретить человека рядом с  пасущимися верблюдами или найти колодец на такыре.* Но всё безуспешно. Однако, тот же Саша заметил ночью, что огни на буровых горят,  значит, они действуют. Я с облегчением вздохнул. Есть повод идти дальше.

 С каждым днём на небе рос месяц. Ночью же было светло, и мы подумывали о ночном переходе. Требовалось лишь выбрать хороший отрезок пути да дождаться,  когда будет поменьше  веса в рюкзаках.  Хотелось пройти ночью, чтобы днём, в жару, поспать.

18 марта. Снимаем утром палатку, и  вдруг вижу на земле здоровенного паука. То ли ночью заполз погреться, то ли, наоборот, жар выгнал его из норы,  во всяком случае,  ночевал он с нами. Что это был за паук, каракурт или другой, мы не знали, но после этого стали осторожнее. На ночь окапывали палатку песком. А продукты и котелки Саша прятал  на ветки от мышей. Правда, мыши и суслики нас ни  разу не тревожили.

Возле  буровых мы достигли рубежа 200 километров. Поначалу казалось, что здесь царство железа и роботов: среди песков что-то гудело, работало, но людей не было видно. Наконец, с трудом мы их нашли. Взяли воды и устроили обед неподалеку,  в глубокой котловине за буровой. Кроме зайцев, за все 30 километров сегодняшнего пути, мы никого не встретили. 

* Такыр – плоская поверхность из потрескавшейся сухой глины.

19 марта. Один из самых тяжёлых дней. Мы в песках.  Ни дорог,  ни ЛЭП, ни какой цивилизации. Тут мы вспоминаем о дождичке. С десяти до четырёх стоит сильная жара. На мозоли и свои болезни не обращаем внимания. Только вперёд.  Пить до обеда нельзя. Куда-то пропал  ветер. Надеваю на голову арабский головной убор, иначе можно  получить удар, ведь солнце всё время печёт нам в затылок. Как всегда, я хромаю за Сашей, лишь  изредка давая ему направление. Изматывающая, кочкообразная пустыня. Смотришь на часы. Потом долго идёшь, потом опять смотришь, а стрелка как будто замерла, прошло всего-то  тридцать секунд. Когда же кончатся эти сорок пять минут перехода? Наконец, падаешь на 15 минут. Рюкзак сразу не снять. Вздыхаешь и распрягаешься. Теперь головой в тень, под рюкзак. Автоматически очнёшься за пару минут до подъёма. Нужно еще надеть сапоги, ведь я почти на каждом привале даю отдых ногам.

Смотрю, Саня лежит лицом на солнце. То ли «греется», то ли ему уже всё равно. Кое-как тянется последний получасовой переход. И вдруг -  хижина, а возле неё колодец!!! Нет  слов… Онемевшие от жажды губы уже с трудом улыбаются. Сухая корка на них рвётся, причиняя боль. Но разве замечаешь такое,  когда впереди – море воды (еще не знаешь, есть ли она в колодце, но веришь). И не только желудку, но и телу теперь можно дать поблажку.  Пыль, грязь,  шипы  и колючки сильно раздражают кожу.

 Я даю себе послабление:  выпиваю свою резервную фляжку, зная, что воды теперь вдоволь. Теперь – прочь всё с себя,  и обливаешься холодной водой, и моешься с мылом!  Можно даже позволить себе такую роскошь, как чистка зубов. Наконец,  придя  в себя, готовим праздничней обед.  Можно сварить пакетики супов.  Ведь теперь мы готовим рис и супы, когда знаем, что есть  много воды. Можно поесть прекрасного супа с маслом. Кое-что  из продуктов Саша прикупил в Захмете, и теперь мы получаем порцию законного шоколада и чай с лимоном.  Счастливее момента быть не может.

Я решаю отдохнуть дольше обычного, и  после обеда мы дремлем на песке. Правда, отдыхать тут надо осторожнее - по песку ползают здоровенные клещи, и, как их не поворачивай, они моментально ползут на тебя.  Даже если закопаешь, все равно выберутся. Перед уходом  мы берём у чабанов десятка два кусков сахара, оставляя им записку (сахар последнее время  приходилось  строго экономить). К вечеру проходим  двадцать восемь километров. У приятеля из-за  болезни и по вечерам  наступает жажда, приходиться пить. Но теперь у нас есть вода…

20 марта. Идем то по грядовым пескам, то в низине, среди саксаулового леса. Нашли какую-то дорожку, которая, в конце концов, выводит нас к колодцу именно в обеденное время.  Конечно, опять радость, но приходит и сожаление, что зря тащили с собой воду.  Все-таки разум  всегда  подсказывает, что лучше перестраховаться, чем погибнуть от обезвоживания. Если бы у нас была карта с обозначенными колодцами!

Колодец оказался довольно глубокий. Пришлось применить двадцатиметровую верёвку. Рядом стояла хижина, сплетённая из ветвей саксаула. Вообще таких хижин встречалось довольно много на пастбище. Утром с горы  видели даже  жильё. Там, внизу,  ходили  верблюды, пришла на  водопой отара. Мы наблюдали за ними  в бинокль с высокого песчаного бархана. Однако, наш путь лежал мимо жилья. После обеда у колодца как-то сразу начались чистые пески. Это было море барханов – так они напоминали  мелкие волны. Ни следа. Идешь, как  по луне, а за нами остаются отпечатки наших ног.

Ходить по целине хоть и трудно, но интересно. Напрямую тут уже не пойдёшь, приходится выбирать гребни и пологие склоны. Песок - где плотный как асфальт, а где ноги вязнут чуть не по колено. Чаще обычного приходиться брать азимут. Пески закончились к вечеру, и мы опять вышли к колодцу.  Но теперь  восприняли это, как должное  и даже не стали брать воду, заночевали севернее, в трёх километрах, где росло много саксаула. Вечером  заметили  чаек,  а это означало, что озеро Катташор уже недалеко. Позади осталось ещё 33 километра. При свете луны Саша забрался на бархан, но никаких огней на горизонте видно не было. Где-то справа остались ещё буровые, куда, боясь, что останемся без воды,  он пытался уговорить меня пойти. Это  начинало уже раздражать, и я  настоял  на том, чтобы двигаться прямо. Пока нам крупно везло на колодцы.             

21 марта. Сегодня почти с утра и до вечера шли на хорошо видимый ориентир - песчаную гору.  Как обычно, стояла жара. Бывало, из-под ног выскакивали агамы.* Они молниеносно перебегали на высоких лапках и растворялись в песке. Ох уж эта  удивительная способность моментально зарываться в песок! Когда встречали  больших, пятнистых ящериц, те были намного медлительнее. В песках попалась нам даже лиса. Только шерсть у неё была серая, а хвост обычный, пушистый, с белым концом.

Наконец,  мы подошли к подножию горы. Напрямую её было не взять, потому долго поднимались по склону. Зато, какой вид открылся  с вершины! Впереди лежали высохшие озёра. Дно каждого покрыто соляным налётом,  резко контрастирующим с рыжими песками. Удивительно, как среди ровной  пустыни образовалась эта высоченная песчаная гора. Она лежала  как раз на трёхсотом километре нашего пути. За озёрами опять виднелись  чистые пески. Это  был Ширшутюр. Именно на этой горе мы точно определили своё местоположение.

Ошибка в определении места поворота  в районе развалин да и неправильная прокладка расстояния по карте, когда делали обходы, дали значительную разницу между предполагаемым и истинным маршрутами. К тому же, я умышленно не брал в расчёт шесть градусов склонения. В результате  мы здорово взяли вправо и оказались намного юго-восточнее,    чем думали. Эта гора была отметкой 210.

 * Агама – небольшая ящерица.

 До того, как заблудились, я склонение учитывал, но,  уступая постоянным просьбам Саши, забирал правее, куда он рвался, чтобы скорее выйти на дорогу. На этой почве у нас  появились  серьёзные  разногласия. Особенно после того, как, пройдя пески,  он взял курс на северо-восток, но я на это не пошёл.

 Ему надоело спорить, и я получил карт-бланш в выборе дальнейшего маршрута. Но, прими раньше его предложения, сейчас метались бы из угла в угол, или кончилось бы тем, что, выйдя на шоссе, уехали бы домой. Что, как оказалось, он и собирался сделать. Я  высказал удивление, как он вообще ходит с таким упадническим настроением, ведь видно, что человек  боится песков. Меня же он  обвинял в авантюризме и безрассудстве. Вот такие разногласия, обострённые не только физическими, но и моральными испытаниями в песках, накопились уже  за две недели пути.

Но это ни в коей мере не означало, что мы стали врагами. В целом отношения оставались товарищескими, и не подлежит  сомнению, что  каждый пришёл бы  другу на помощь, случись беда. В особо трудных участках, на барханах, шли молча,  стараясь случайно не обострить  и без того хрупкие отношения. Я  всегда с надеждой ждал вечера, ведь расслабление   после ужина у костра сглаживает неприятные впечатления за день. Вообще огонь сближает людей. Время перед ночёвкой было всегда самым любимым за сутки. И  у нас  возникали дружеские, самые сокровенные разговоры.  

На этот раз пески длились особенно долго, пришлось в них  даже ночевать. Кое-как укрывшись от  ветра, наломали саксаула и зажгли костёр. После горы мы шли на увиденные трубы. Но здесь, внизу, их не всегда можно было заметить. Саша вообще настаивал на том, чтобы пошли резко на северо-восток. Ему казалось, что   трубы там, но у меня-то был компас и засечённый азимут.

Спорить не стал, молча изменил курс и шёл уже далеко не на север. Но ему опять казалось, что надо брать правее.  Это была какая-то мания. Наконец, на следующий день, 22 марта, я показал, что  трубы находятся совсем не в той стороне, куда он идёт. Он не успокоился, пока  не увидел их в бинокль своими глазами. Я уже ругал себя за то, что  единственный раз послушал его. И произошла  ошибка. Сказал, что больше курс менять не буду. Кстати, вчера мы прошли 33 километра, и под конец у меня уже всё расплывалось в глазах. Будучи  ведущим, я даже забыл про больную ногу. Бывало, что после отдыха тело двигалось вперёд, а ноги  передвигались как бы  автоматически.

Сегодня мы вышли очень рано и жали до упора. Но трубы никак не хотели приближаться, дул сильный ветер с песком. В воздухе стояла дымка, и было трудно найти их на горизонте. Пока не кончились пески, мы шли в очках. Потом  появилась равнина с пастбищами и  саксаулом.  Из продуктов остались плитка шоколада  и полфляги воды. Во что бы то ни стало, мы должны были выйти к жилью!

Но нам выпала большая удача. Долгое  время, с перерывами, мы наблюдали трёх джейранов. Близко они не подпускали и уносились, мелькая «зеркалами». Когда шли спокойно, я разглядел, что их рыжая шерсть разрисована чёрными полосками, на голове чёрные, как бы спиральные,  прямые рога. На фоне белого зада  хорошо заметен покачивающийся  маленький чёрный хвостик. Я видел  их раза три, пока животные  бежали впереди, но потом они пропали. Неподалеку  от труб мы обнаружили  дорогу и пошли по ней. Через десяток километров,  наконец, вышли в посёлок Гуйнук. Сначала пожалели, что попали южнее Нефтезаводска,  но, как оказалось впоследствии, эта ошибка была удачной.

Тут нашли магазин и встали за посёлком у  канала, а у Нефтезаводска канала не было, да и магазин далеко. Это я узнал уже позднее. Купить там особо было нечего, но главное, мы взяли  хлеб  и соки. Отделавшись от толпы любопытных мальчишек, расположились на берегу. Сначала  насытились  яблочным соком и рыбными консервами с хлебом.  Потом, когда стало холодно и ветрено, разбили палатку. Конечно,  не о таком  месте для днёвки я мечтал. Думал, буду отдыхать на песчаном пляже  Амударьи, а тут оказался  пыльный пятачок с колючками на песке.  По берегам росла ива и жёсткая трава. Сегодня у нас был самый большой переход – 42 километра.  Тут  Саша и объявил, что уезжает домой.

Для меня это не было сногсшибательной новостью, но всё же  попытался его отговорить. Он согласился побыть со мной только завтра, пока буду отдыхать, чтобы посмотреть за  вещами. Палатку он оставлял мне, а лишний примус и набор инструментов я отдал ему вместе с двадцатилитровой канистрой. Вместе мы прошли 350 километров.

23 марта. Спалось не очень хорошо. Золы и пыли в палатке было столько, что если повернёшься, всё поднималось в воздух, и нечем было дышать. После песков мы и так были чёрные, обросшие и исхудавшие.  Всё  чесалось и кололось. На руках белели только ногти. Помыть голову холодной водой  было  очень трудно, она стекала по пыльным и сальным волосам, а за расчёску я взяться не решался.  В этот день я постирался и даже искупался в канале. Вода была вовсе не холодной. После  вчерашнего обжорства у Саши даже заболел желудок. Но всё обошлось. С обеда подул сильный ветер, и в этих условиях отдохнуть мы не смогли. Днём  я ещё раз сходил в магазин и опустил письма. Недалеко виднелся высокий правый берег Амударьи, но дойти до неё мешали поля. 

24 марта. Утром, пожелав друг другу счастливого пути, мы  с Сашей расстались. И пошли – каждый в свою сторону. Я не был на него обижен. Пески проверяют людей, и каждый выбирает  свою дорогу…. Отдых подействовал, нога прошла, и теперь  шлось легко и быстро. Я старался двигаться параллельно дороге, чтобы не тащить с собой воду, и заправлялся на разъездах. Прикупил шоколада и немного макарон  с печеньем. На этих макаронах, в основном, и проделал оставшийся путь. Рельеф здесь был совершенно плоский. Иногда  шёл вообще по такырам с редкой травкой. Опять дули холодные северные ветра. Через 40 километров нашёл кочку с саксаулом и встал на ночевку. Вечером уже не было  так весело, как раньше, и теперь я всегда ждал утра.

 26 марта. С рассветом я,  поёживаясь от холода, вылез из спальника, сделал зарядку и стал готовить завтрак. В середине дня зашёл через огромный солончак в Кабаклы. От  сверкающей соли при солнечном свете даже глаза болели. За посёлком раскинулись вдоль реки тугаи. Они ещё не распустились и были неприятного коричневого цвета. Долина кончилась, и опять появились барханы. С одной, особенно высокой горы, очень хорошо стала видна Амударья в обрамлении тугаев. Узбекский берег высок и обрывист. Видно, река его подмывает. Я сделал несколько снимков.

 В этот и последующие  дни я проходил от 35 до 40 километров. Вроде бы, организм привык к такому режиму. Недуги отступили. Сейчас было полнолуние, и я решил сделать ночной переход. При таком освещении можно идти спокойно, да  при ходьбе и не замёрзнешь. Вечером поужинал, дотянул, сколько мог, костёр, потом сгрёб угли и лёг на песок. Лёг не в спальник, а сверху, в чехол, и накрылся палаткой.  Решил, как замёрзну, так встану и пойду.   И что  оказалось? Я проспал всю ночь, только потом залез в спальник. Песок сохранил тепло, а сверху грела свёрнутая палатка. Так я открыл лучший способ ночёвки.

Утром встретил одинокого красивого  жеребца. Скакун шёл куда-то вдоль дороги, пощипывая траву. По следам  было видно, что он проделывает этот путь не впервые. Увидев меня, конь подбежал поближе, с любопытством посмотрел и пошёл дальше. Таких стройных и красивых лошадей я ещё не видел. Сам тёмной масти с белыми чулками. Кроме него в этот день встречались только суслики и зайцы. Вечером, готовясь к ночёвке, я обернулся на север, и застыл в изумлении. Из-за горизонта поднимался и рос белый газовый шар. Своим светом, особенно по периферии, он резко выделялся на чёрном небе. Но с разрастанием тускнел, пока не достиг зенита, и пропал. Позднее мне сказали, что я видел запуск космического корабля или спутника.            

27 марта. Этот день знаменателен тем, что прошёл с начала пути 500 километров. Тут как раз находился посёлок Дарган-Ата. Рядом была старинная крепость. Жаль, что не по пути. На её башни, стены и  купола удалось полюбоваться только в бинокль. И ещё день с утра выдался  тихий.  Зато на следующие сутки ветер взял своё. Спал  я теперь только по-новому. Издали костерок и спальник казались совсем крошечными и жалкими среди открытого пространства. Но зато, лёжа в скафандре из спальника, чехла и палатки, я считал, что нахожусь за крепостной стеной.

28 марта. Почти целый день шёл по плоской равнине и солончакам. Белая пыль покрыла сапоги. Выйдя к обеду к одному из каналов Амударьи, я не вытерпел и решил помыться. Спина у энцефалитки была уже чёрная, да и на ногах от брюк появились новые потёртости. Спустившись по крутому берегу, я разделся и залез ногами в липучий ил. Меня поразило обилие рыбы в  канале - она шныряла у моих ног и даже выпрыгивала на берег.  Одну я чуть было не поймал, но, попрыгав в воздухе, та опять шлепнулась в воду.

К концу дня, стоя на берегу огромной котловины, я в бинокль рассматривал противоположный берег. Увидев  опоры ЛЭП, решил, что рядом идет железная дорога, и я здорово срежу, если пойду напрямую. Но оказалось, что в оазисе прорыты новые каналы, а мостов нет, и мне пришлось обходить их. Напротив, на другом берегу Амударьи, был Кызылкумский заповедник. Но и здесь я увидел стоящих в пойме белых и серых цапель. А стаи уток часто перелетали с реки на окрестные  озёра и каналы.

До  ночи я так и не перешёл котловину и заночевал в песках. Тут  было спокойно, да к тому же предостаточно дров. Рядом со мной, под густым кустом  саксаула, располагалась  лёжка шакала. Тут же лежала и обглоданная кость. Конечно, вечером  они устроили концерт. Начинал один, а потом из разных мест подхватывали и другие. Отойдя  от костра, я с высокой гряды увидел, как при свете луны в камышах вспыхивают искорки. Наверное, это  сверкали глазами шакалы.

29 марта. Весна явно не успевала за  мной. Сказывались те две  недели более раннего выезда. Сегодня опять было холодно и ветрено. Но в прекрасном настроении я шёл вперёд и скоро увидел опоры моста через Амударью. Тут уже  были целые озёра воды с соляными и глинистыми берегами. Множество цапель, чаек и каких-то  черных птиц с желтыми  длинными клювами плавала по озеру. Скорее всего, это были бакланы. От обилия воды  становилось веселее. 

По плану у меня завтра должна быть днёвка, вот только место нужно выбрать, да продуктами запастись, а то остались один рис и чай. Зашел в  Лебап. Но и здесь некоторые магазины были еще закрыты, а в других    почти ничего нет.  Но зато полно народу. На  том берегу, как я узнал, магазины были закрыты на выходные. Через мост пускали по пропускам, и пришлось ждать парома. Мысль о хорошем отдыхе на том берегу пропала. В окрестностях ничего,  кроме травы, не росло, а то, что у меня осталось, нужно готовить на огне.

И вот, в ожидании отправки парома,  в голову приходит  предательская мысль - вернуться и купить продукты. Так как паром шёл последний раз, это означало, что я остаюсь на этом берегу. Мозг лихорадочно искал различные варианты оправданий моего бегства. Казалось логичным вернуться за продуктами, но это было уже послабление себе. Всё-таки я поддался на хорошую пищу и отдых, думая, что Кызылкум я пройду в следующий  приезд.

За минуту до отхода парома я сошёл на берег.  Останься усилием воли на нём, и путь назад скоро был бы отрезан. Поел я хорошо и пошёл назад на станцию. Тут, как ещё один аргумент в пользу возвращения, началась сильная буря. Солнце закрыло  тучами, а затем пылью. Видимость сократилась до предела, ветер выл и рвал траву. На голом месте  некуда  было спрятаться. Я  впервые за весь маршрут шёл на юг, и ветер дул в спину. Но всё равно пыль забивала глаза и лёгкие. Идти же  против ветра было почти невозможно. Может быть, это было не оправдание, а наказание  за отступление. Дежурный на станции обещал посадить меня на попутный поезд. Но, как только прекратилась  буря, я вышел на шоссе, и, пройдя несколько километров, доехал на попутках  до  Газ-Ачака, а затем, не без труда, -  на поезде до Ургенча.

Там  удалось немного отмыться и переодеться. На следующий день, сидя в аэропорту, я уже жалел, что уехал с маршрута. На душе было противно, но раз дело сделано, возвращаться я не стал. Билетов на самолёт не оказалось, и через сутки я ехал поездом  в Москву.  В течение дня побывал на богатом городском базаре. Чего здесь только не было! Набрал и покупок домой.

На следующий день меня поразила степь. Цёлые сутки ехали через плато Устюрт, и до самого горизонта был необъятный простор без  горочки, без холмика. Иногда из окна поезда видели верблюдов и лошадей. Не побывав здесь,  трудно представить самому такие огромные просторы. Очень скоро увидел лёд и снег. Вот почему у нас дул  холодный северный ветер!

Потом, проехав через Россию и Москву, я, наконец, увидел родные Ленинградские леса. А то со временем стал  забывать, что где-то идёт дождь и стоит сырая  погода. Всю дорогу жадно поглощал информацию из газет. Ведь три недели был оторван от мира.

Домой  приехал 2 апреля. Позади остались  запомнившиеся навсегда 580 километров через  Каракумы. Несмотря на все трудности, впечатления были самые лучшие. Главный  вывод из всего этого: удача улыбается решительным. Вера в победу приносит счастье. История с колодцами подтверждает это, и если она может кому-то показаться случайностью, то я считаю ее  закономерной.

9/04. 86г.  

31, 3/07, 08. 86г. 

ДЕЛО СЛУЧАЯ

Впервые за сезон я  пошёл вглубь своего участка по центральной просеке.  Перед этим встретился с соседом таксатором. Обменялись новостями, перекусили  грибным  супом и разошлись. Такие встречи всегда радостны, так как за много дней одиночества хочется с кем-то поговорить. На юго-востоке жил  мой рабочий, которого давно не видел. После  таксации  должен был зайти к нему, занести  необходимые вещи и  продукты. День сегодня выдался душный и жаркий. Обычно в этот период после  жары шли грозы. Комары и слепни  роем вились вокруг. Ударив рукой по сапогам, шее и плечам, я давил целое месиво кровососов. До предполагаемой избы было километров шестнадцать по  вязким болотам. Но встречались и боры с черникой, а у сырых мест изобиловала морошка. Во второй половине дня гроза всё же прогремела, и стало свежее.  Незадолго до конца маршрута, подстрелил на обед рябчика.

Иногда ходил в тайгу с одной солью. Всем  остальным она обеспечивала. Правда, сейчас был ещё сахар и чай. За медвежьим ручьём, на возвышении, стоял  огромный,  старый сосновый бор. Я не осмелился портить затёсками эти деревья. Не хотелось, чтобы среди этой красоты  белели зарубы. Просека широким коридором пересекала бор и уходила в огромное болото за водораздел. На краю болота  избы я не нашёл, и пообедав черникой, чаем и печёным рябчиком, стал его обходить. В бору было такое изобилие  подосиновиков, что без преувеличения их можно было собирать прямо в кузов машины, как  когда-то в техникуме мы собирали турнепс. Но, странное дело, при таком урожае я даже не прикасался к грибам, зная, что они всегда под рукой. А выражение "пойти по грибы" выглядело очень странным.

Изба так и не нашлась, а  солнце уже клонилось к  закату. Было заманчиво  заночевать здесь, но я решил пробиваться до палатки  Игоря. Нужно было пройти восемь километров, из них четыре с рубкой. Полная темнота застала меня, когда  заканчивал прочищать просеку.  Двигался, чуть ли не на ощупь. Вновь подходя  к Медвежьему ручью, решил попить воды и поесть сахара,  ведь силы были на исходе. В это время смутно различил  на воде  тень - кто-то плыл. Ружьё было под рукой, и я выстрелил. В воде поднялась целая буря. Некто завертелся, храпя и издавая всплески. Я выстрелил ещё раз,  подскочив, вытащил зверя на берег. Даже держа его  в руках, в темноте  не мог понять – кто это. Наконец, определил, что  выдра, вместе с хвостом длиной около метра. Трофей, конечно, ценнейший, тем более, что добыт не капканом, а ружьём.

 Но сразу же за ручьём,  в болотах я потерял просеку.  Пришлось  при помощи спичек посмотреть снимки, и по компасу дуть напрямую, надеясь не проскочить чищеную просеку  Игоря. Как мне удалось не покалечиться в ямах, завалах и гарях, не знаю. Наверное, сил придал не столько сахар, сколько выдра в рюкзаке. Всё же я нашёл  просеку,  и скоро был у палатки на берегу Нема. Игоря не оказалось, он ночевал где-то на том берегу, в лесу. Съев миску морошкового варенья, что он мне оставил, и попив  чая, я скинул мокрую одежду и залез в спальник. На следующий день мы встретились и устроили себе отдых. Шкуру я снял секирой, так как забыл нож, а из-за веры в примету, возвращаться не стал. Мясо  оказалось довольно  вкусным.

 Пару дней мы жили в прекрасном месте, на высоком берегу реки. За дни работы я настрелял ещё дичи, которой было в изобилии. Третьего числа, проработав полдня, я собрался на табор, куда  должен был  прийти начальник партии. Игорь вернулся утром,  после суток работы, и, обменявшись новостями, мы  разошлись.

 Отойдя всего пару километров,  я заметил, что на просеке маячит что-то серое. Быстро отошел в сторону, перезарядил картечь на пулю, и стал подходить. Уже ни кого  не было. Еще не разглядев зверя, я понял, что он крупный. В стороне что-то треснуло, потом ещё раз. И тут я увидел северного оленя. Выстрелил сквозь ветви, но олень отбежал и встал. Но вот напасть: перед  выстрелом оторвалась антабка ружья, а потом патрон не выбросило из патронника. Такое  у меня случалось  впервые. Да и полиэтиленовыми гильзами я воспользовался в первый раз.

 Ногти  не помогли  и пришлось, сняв рюкзак, секирой  выворачивать патрон. А глупый олень  стоял неподалеку и смотрел на меня. А ведь мог уйти! Но, видно,  не  судьба. Вложив новую пулю, я  оставил рюкзак, и побежал за оленем. Преследовал некоторое время,  пока тот  не встал.  Выстрелил метров с сорока ещё раз. Осталась одна картечь. Сильное дыхание помешало мне определить, куда олень побежал. Я долго прочесывал окрестности  в поисках его, но ни самого оленя, ни треска веток не было слышно. Весь вымокший  от пота, томимый чувством глубокого разочарования, вышел назад, на просеку.   Хорошо, если ушёл, невредимым, но плохо, если пропал подраненный.

 Постояв немного, я решил ещё раз пройтись по лесу. И скоро  обнаружил убитую олениху. Она лежала, уткнувшись мордой под ёлочку, а из раны в боку текла тоненькая струйка крови. После выстрела олениха не смогла далеко  уйти. Пуля прошла через всё тело, пробурив большое выходное отверстие. Были пробиты внутренности и лёгкие. Радость, что зверь не пропал бесследно,  не описать. Быстро разведя дымокур и положив стреляные гильзы на шкуру,  я сделал затёски к  просеке, и побежал за Игорем. Теперь отдых для нас закончился. Он должен был остаться у зверя на ночь, чтобы  снять шкуру и разделать мясо.  Мне предстояло бежать восемнадцать километров до табора, чтобы, прийти с начальником или вызвать по  рации Сашу Кузнецова.

 Пока Игорь готовился к ночлегу, я окунулся в реку, чтобы смыть пот. До табора добрался за три часа, подкрепляясь  лишь морошкой. Не успел протереть глаза от щипавшего пота, как пришлось выходить на связь. Сеанс шёл уже две минуты. Меня вызывал Саня. Мой ответ он не слышал, индикатор не горел. Пока я проверял антенны,  да менял их, обнаружилось, что потекли  батарейки в блоке питания. В общем, когда рация была готова, батареи заменены, меня уже никто не вызывал,  мои запросы тоже оставались безответными. Как назло, весь мой марафон  оказался напрасным.  Ни в дополнительное время, ни утром, Кузнецов на связь не вышел. Через других я узнал, что и начальника не будет.  Расчёт на помощь  не оправдался.

 Поспав четыре часа, я взял несколько пакетов соли, песок, и пошел назад. Дорога туда заняла 4,5 часа. Часть мяса мы засолили и оставили на месте, а сколько могли, набили в рюкзаки, и после обеда потащились к табору. Этот олень выжал из наших тел  всю соль. Штаны и энцефалитка пропитались потом насквозь,  а потом  уже и не гнулись. С перекурами мы дотащили мясо  до табора за семь часов.  Как был, в одежде, я так и нырнул в реку. Она отмачивалась там всю ночь. За время нашего отсутствия рыба в сетях  стухла. Целый следующий день мы занимались засолкой мяса, распяливали шкуры  и возились по хозяйству. Истопили баньку, а потом пировали до тех пор, пока на мясо не могли уже  смотреть. Чуть отдохнув, Игорь пошёл назад, к палатке. После бессонных ночей и суточных работ ему тоже досталось.

6/08. 86г.

3/07. 87г. 

ДОЛИНА    ЦВЕТОВ 

Тихо оттолкнув лодку от берега, я пошел по Илиму. Были ранние летние сумерки, замешанные на густом тумане. У нас было плохо с мясом, поэтому я решил попытать счастья на реке. Вот уже больше месяца не удаётся взять крупного зверя. Стоит период дождей, и они неохотно идут к большой воде. Несколько раньше я даже залетал на  вертолёте на соседний табор, и оттуда сплавлялся по Илиму  пятьдесят  километров. Но все было напрасно.  Зато мои рабочие  пошли в этот день вдоль реки, и  встретили лося. Правда, и мне попался  в тайге олень, но я его упустил. Только  рыбы и поели. Хариус был  очень жирный и вкусный.

         Тут я заметил, что наша поляна покрыта пестрым ковром  цветов. Когда-то берега рек бушевали «пожаром»  и жарков и одуванчиков. Ещё раньше всё было пронизано  ароматом черёмухи. Уже отцветал и марьин-корень. Красные, огромные бутоны очень украшали зелень тайги. А сейчас на нашем лугу было засилье каких-то  крупных белых цветков и куриной  слепоты, жёлто-белые поляны виднелись повсюду. В пониженных  местах,  у воды, росли соцветия сиреневых колокольчиков  с удивительно приятным ароматом. Шиповник ещё не обронил свои лепестки. Но, самое удивительное, что здесь в диком виде росли  цветы, которые обычно видишь на клумбах. Шесть ярко-красных, с чёрными точками лепестков, разворачивались из бутонов и загибались вниз, выстреливая ввысь столько же тычинок с пестиком. Говорят, это были лилии. На нашем столе теперь постоянно стояла пара красивых букетов.

5/07. 87г.

19/07. 87г.

ПУСТЬ СВЕТИТ ОГОНЬ

Повезло мне в этом году с мужиками. Кругом народ  бежит, а эти держатся. И не просто держатся, а вкалывают. Живя и работая с ними, видишь, каким потом   достаются здесь неблагодарные рубли. Июль, на полевых, самый тяжёлый месяц. Давит мошка, гнус, и прочие их собратья. То по две недели льют дожди, то жара иссушающая.  Ягоды и грибы ещё толком не созрели. Уже замечено: кто продержался июль и начало августа, -  тот остаётся до конца. Работяги здорово похудели. Лица после заходов  страшные, искусанные, опухшие. Некоторые  забыли, что такое  не только дом, но и палатка. Ночёвки в них - наперечёт.  Помнится, после девятичасового перехода с грузом в новый район, кто-то  упал на землю. Тут ведь не дороги, а гари, да завалы.

        Ходил я раз с рабочими 40 километров в день, не считая работы. На 20 из них, туда и обратно, ни ручейка. И это  - в жару! Тут люди ценят стакан воды выше всяких напитков. А на гарях солнце днем  палит нещадно. Комара здесь считают за безобидного зверя. Возвращались ночью по сплошным завалам. Взошла полная красная луна.  Картина среди мёртвого леса страшней, чем в любой сказке. Люди уже шли через  "не могу", глаза  не видели, но, превозмогая усталость, из последних сил шагали до палатки.

Конечно, тем, кто впервые попал в тайгу,  было непривычнее и труднее всех. Тут  узнавали другие ценности, которых раньше просто не замечали. И мечтали о том, что городскому человеку покажется просто пустяком. В минуты отдыха  радовались жизни такой, какая у нас есть, несмотря на то, что кое-кто прошёл её в «жилухе»  сверху донизу.

Красота здешней природы теребила душу. Виды тайги, рек, лугов и скал  впечатляли. Особенно красивые панорамы открывались с утёсов, изломанных на расщелины, провалы и пещеры.  Повстречали мужики и  медведей, да притом в упор. Заорали диким криком, побледнели, но все обошлось - он прошёл в метре, и не тронул. А сейчас мы выбрались на основной табор. Вечером отвели душу брагой, и даже поплясали от радости под давно не слышимую музыку.

19/07, 87г.